Железо рождает силу. Сила рождает волю. Воля рождает веру. Вера рождает честь. Честь рождает железо.(c)
Задушевные разговоры, странная дружба народов и бравые хитлумские ребята. Все как мы любим, в общем.
- Ладно, и правда хватит, а то поругаемся еще, - он улыбнулся и, подойдя к северянке, осторожно обнял ее за плечи. - Пойдем уже назад, что тут сидеть как не своим?
Только сказав это, он понял, что про "не своим" получилось совсем не то, что он имел в виду.
Она встала и обняла его.
- Не хочу с тобой ругаться.
Пока они шли обратно, она думала о том, что слово "свои" ее ничуть не покоробило.
- ...и поскольку иначе некоторые из вас не понимают, то все, что вы сделаете или скажете в адрес Ломэлоттэ, будет сделано или сказано в отношении меня. И передайте это остальным. Вопросы есть? - услышали они конец разговора, и в крепость зашли уже в абсолютной, почти что гнетущей тишине. Судя по всему, в их отсутствие эдайн выражали отнюдь не мирные намерения, если до такого дошло.
Рандир лежал на своем месте, отвернувшись к стене, а Мардил смотрел в огонь и даже не поднял на вошедших взгляд. Фаэлос же, казалось, изо всех сил делал вид, что он здесь вообще не присутствует. То ли ему было стыдно за своих соратников, то ли кипевшие здесь нешуточные страсти его раздражали. Иримэ же как ни в чем не бывало, кивнула Айолли и Сильвирину, встала и пошла к ручью, решив воспользоваться тем, что место там освободилось.
- Эльфы с их эльфийскими принципами, - коротко и не очень-то понятно пояснил Рандир, не меняя своего положения. - А про карту твою я тебе такое расскажу... - добавил он, явно обрадованный возможностью сменить тему и не говорить о том, в какую сторону беседа ушла потом.
***
Жизнь шла своим чередом еще недели три. Точнее, в эти три недели она сильно изменилась, но все уже привыкли. С Айолли с того дня общались меньше, все, кроме Сильвирина и Мардила, который по каким-то своим причинам ей сочувствовал, но если заговаривали, то были вежливы и ни одного резкого слова себе не позволяли.
За это время отряд успел сделать еще две вылазки - первую еще без Рандира, а вторую уже полным составом. Два вырезанных лагеря черных, одна очищенная от вастаков деревня. Айглен торжествовал. Его имя гремело по всей округе, и о нем даже сложили несколько песен, очень любимых хитлмуцами, правда пели их тогда, когда поблизости не было вастакских ушей, а уж тем более, ушей к которым прилагается черное с серебром. Еще немного времени, и его слава и правда сравнилась бы со славой Гэлмора, которого еще прекрасно помнили в этих землях. Поговаривали даже, что Айглен - родич славных вождей Дор-Ломина, и кто-то называл его "эарн Айглен", что было, разумеется, неверно. Но что был он отважен, до безумия дерзок и своим небольшим отрядом, в котором не было и десятка, легко расправлялся с сильно превосходящим по численности противником - это была чистая правда. Равно как и то, что был он на удивление милосерден, и за все это время ни одного безоружного вастака не зарезал, а его люди не задрали юбку ни одной вастакской бабе.
Мятежников, разумеется, искали, но так никого и не нашли, хотя пару раз эдайн приходилось оставлять полуразрушенный форт, совсем близко к которому проходили отряды черных, и прятаться в пещере.
А еще народной любви ему добавляло то, что в отряде были у него даже эльфы, причем целых два и один из них (а некоторые говорили, что одна) сражался так, что разве что с великими героями былых времен можно сравнить. Только вот лица того эльфа (а может, и эльфийки) никто не видел - но мало ли чего в темноте не видно? И если уж такие эльфы - и под началом человека, то воистину велик должен быть тот человек.
И так продолжалось до тез пор, пока вся компания в очередной раз не собралась вечером у очага, и Айглен, недавно вернувшийся из дальней разведки, не сообщил очень важную новость.
- У вастаков скоро большой праздник будет. Прямо в доме эарна нашего, суки, засядут, и, как пить дать, ужрутся все в хлам.
Эдайн воодушевились, тем более, что вастаки, вздумавшие похозяйничать в таком месте, точно заслуживали справедливой кары. И перебить их там можно было видимо-невидимо...
Остальные хитлумцы по-прежнему смотрели волком и, хоть и не говорили ничего открыто, Айолли кожей чувствовала их неприязненные взгляды. Был, правда, еще Мардил, который отчего не стал относиться к ней хуже. Северянка хотела узнать, почему так, но спрашивать было неудобно и она молчала. Она вообще мало говорила, стараясь не раздражать эдайн еще больше. С Сильвирином же они по-прежнему болтали обо всем на свете, в том числе и о вылазках. Парень, как истиный хитлумец, любил приукрашивать свое повествование, но никогда не врал. Из одного такого рассказа она узнала, что убит ее друг. Тайхэллор был воином и ее первой любовью, которая постепенно угасла, когда он уехал в Хитлум. Обо всем этом она не сказала ни слова, но беззвучно проплакала почти всю ночь, уткнувшись лицом в свой мешок.
Наутро обсуждали вылазку на вастачий праздник, но невыспавшаяся Ломэлоттэ почти не слушала, о чем шел разговор.
Эдайн, как всегда, обсуждали пути, которыми можно пробраться в дом, количество и предполагаемую степень тревозсти оной, и так же известных личностей, которые там, скорее всего, будут. А по слухам, там собирался чуть ли не весь цвет вастакского общества (которое эдайн ласково именовали вастакской помойкой), и выглядело все это просто невероятно заманчиво. Поэтому обуждение было бурным, и настроение у людей было весьма приподнятое.
Нолдэ слушала все эти разговоры и за весь вечер произнесла только два слова:
- Слишком просто.
Айглен в очередной раз оправдал возложенные на него надежды и насторожился, но в итоге все же решил напасть на вастаков, на всякий случай хорошенько продумав пути отхода и другие варианты начального плана. Кусок все равно был слушком лакомым, чтобы отказываться, а ходить по грани и рисковать своей шкурой так, как раньше не решился бы, Айглен уже привык - равно как и его люди.
- Мне тоже кажется, что что-то здесь не так, - тихо сказал Сильвирин Айолли, улучив момент. Девушке вряд ли были интересны все эти подробности, но рассказать кому-то очень хотелось. - Как будто чувствую, что-то такое... либо очень плохое, либо очень хорошее случится. Но как прежде уже не будет.
Она прислушалась к своим ощущениям. Ее Дар был тесно связан с Твердыней и вдали от нее напоминал мерцающий огонек из тех, что бывают на болотах. Ей трудно было им управлять и получить от него какую-то пользу, как трудно напиться из тонкой струйки воды, но одно она знала наверняка: Сильвирин там погибнет. Не точно, но скорее всего.
- Я боюсь за тебя, - сказала Айолли. - Сильнее, чем раньше.
- Я теперь... понимаешь, я теперь тоже не хочу, - немного сбивчиво начал он. - Ну то есть, помирать-то, конечно, и так никто не хочет, но я теперь боюсь, потому что ты появилась. У меня раньше никого не было, кроме наших ребят, но это другое, так что мне было в общем-то плевать, когда меня убьют - завтра или через несколько лет. А теперь есть ты, и я с тобой хочу побыть подольше. Я на тебя смотрю и как будто всю жизнь тебя знаю... и всю жизнь с тобой бы прожил. Если бы не было войны, и если бы было где, конечно. А так... ну вот, теперь я признался, что я трус. Но хоть легче стало.
- Ты не трус, - тихо сказала она и осторожно погладила его по волосам. - И мне тоже хочется...всю жизнь. - Северянка уже довольно хорошо говорила на талиска, но сейчас слов отчего-то не хватало, а к горлу подступил ком. - Чтобы жили...где-нибудь. Неважно, где. Я не хочу, чтобы ты умирал.
- Чего грустим, голубки? - раздался у них из-за спины голос Айглена. - Раз уж решил ярна Берена из себя строить, так и иди подвиги совершать, - рассмеялся хитлумец, глядя на смутившегося Сильвирина, который не ожидал, что их кто-то услышит за бурным обсуждением.
- Ну херню-то хорош нести, - продолжил предводитель эдайн. - Наваляем вастакам так, что рауги обзавидуются. Они ж, сволочи, только с бабами воевать горазды, а ты на бабу не похож, особенно когда нюни не распускаешь. И вернешься обратно к своей Лютиен, как новенький. И ты не хнычь, - обратился он к северянке. - Когда трезвых ходили резать - не боялась, а как в стельку бухих - трясешься.
Он крепче прижал к себе Айолли, на которую весьма своеобразное напутствие, видимо, произвело совсем обратный эффект, и погладил ее по голове, пытаясь успокоить.
Айглен только махнул рукой, решив, что Сильвирин со своей девчонкой уж как-нибудь сам разберется, и переместился к остальным, ведь у него были дела куда важнее.
- А ты не хотел бы...отвести меня в этот раз в убежище немного пораньше? - осторожно спросила она. Как ни странно, в ее голосе не было ничего похожего на кокетство.
- Тогда собирайся, - ответил хитлумец. Он тоже принял решение, хотя и другое.
- Я знаю, что я просто влюбленный дурак, и что это почти предательство. Но если мы не вернемся, ты не выберешься из убежища, а я так не могу, - с этими словами он снял с девушки повязку, закрывавшую ей глаза. Время было уже к полуночи, и небо заволокло тучами, так что вокруг было совсем темно, и хитлумец рассудил, что вряд ли Айолли сможет достаточно хорошо запомнить дорогу, чтобы кого-то привести в пещерку, но направление, если что, она поймет и сможет выйти к крепости, если потребуется, а дальше уж дорогу найдет.
- Я не выдам эту дорогу, - тихо сказала она, - никому.
Они шли молча по узкой горной тропе, освещаемой лишь звездным светом. Айолли глядела под ноги, но все равно не видела почти ничего. Даже в кромешной темноте подземелий Твердыни было лучше. Но это понятно, почему.
- Скажи, - наконец нарушила молчание девушка, - а вы когда женитесь, обязательно, чтобы свадьба была, или как у эльфов: из свидетелей только небо и земля?
Когда они подошли к пещере, небо прояснилось, и выглянула луна - три четверти белого растущего диска - освещая вход и противоположную стену белым светом, от которого становилось на удивление спокойно, так что даже не верилось, что они видят друг друга, может быть, в последний раз.
- Это, конечно, не настоящий дом, но уж какой есть... - хитлумец поднял Айолли на руки и занес в убежище, чтобы ее ноги не коснулись каменного порога. Соблюдать подобные традиции было откровенно глупо, но сейчас это казалось чем-то очень правильным.
- А у нас в деревне еще нужно сказать вот что: Дэи Арта а гэлли-Эа ирэй тээйа аилэй а къонэрни, айэрээни тэл-айа, ай’алви тэ’алда о аллу а энгэ. - Она боялась что-то перепутать, как будто от этого и правда зависела его жизнь. Хотя поменять "вы" на "мы" все-таки пришлось. - Это значит "Перед Артой и звездами Эа отныне и навеки мы супруги, идущие одним путем, крыла одной птицы, две ветви одного ствола в жизни и смерти.
Она печально улыбнулась.
- У нас принято призывать в свидетели Манвэ и Варду, - помолчав немного, тихо сказал он. - Но тебе это не понравится, а они и так все видят.
Он снял с себя плащ и постелил его на жесткую и не очень-то свежую солому, набросанную у стены, а затем снова обнял Айолли, увлекая ее на это импровизированное ложе. "Ну хорошо хоть, что не в кустах," - шепнула та часть сознания, которая все еще сохраняла здравый смысл и отчаянно твердила ему, что он полный идиот. Мало того, что девка-то из черных, так еще он не завтра, так вскорости оставит ее вдовой - и кому от этого будет лучше? Но эти мысли он тут же отогнал прочь. Творившееся с ним безумие ему нравилось куда больше.
- Ну вот, теперь-то я точно вернусь. Обязан, - тихо проговорил он. Конечно, что бы они в этой пещере не делали, это не могло никак повлиять на завтрашние события, но хитлумец был почему-то уверен в своих словах. Или ему просто хотелось верить.
Стало прохладней, и он, поднявшись, укрыл Айолли освободившимся краем плаща. А сам выудил из кучи брошенной на пол одежды свои штаны и, приняв хоть сколько-нибудь пристойный вид, потянулся к валявшейся рядом сумке и извлек из нее трубку и кисет с табаком. Почему-то и когда очень хорошо, и когда очень плохо одинаково хочется курить.
Он раскурил трубку, затянулся и, выпустив облачко дыма, протянул ее северянке.
- Ммм?
- Хорошо-то как... - пробормотала она, выдыхая дым. - Как мало надо для счастья...