- Жаль, а я думал, тебя можно будет к черным заслать, - рассмеялся Айглен возвращаясь на свое место.
- А-а, понятно, - протянул Сильвирин, но потом его тон стал обеспокоенным: - То есть если они тебя поймают, ты даже отбиваться не сможешь?

- Язык нужно знать, так что не получилось бы, - не стала шутить Айолли. - А отбиваться я, может, и смогла бы, но не стану. - Она вздохнула и опустила глаза. - Так-то мое место там, в Твердыне, и ничего с этим не поделаешь. Не спрашивайте, почему, просто это так и есть. Но выдавать вас я бы не стала. Сознательно, во всяком случае.

- Это ты сейчас так говоришь, - возразил Айглен. - А жить захочешь - еще как станешь, никуда не денешься.
Сильвирин на ее слова покачал головой, явно не соглашаясь, а потом ответил:
- Думай как хочешь, только обратно в Ангбанд не возвращайся. Они же тебя еще какой-нибудь гадости попытаются скормить.

Она помотала головой.
- Если Сумрачного наказали, то не думаю. Может быть, просто убьют, может, даже оставят. В любом случае, они в своем праве. Просто я боюсь. Одно утешает - Твердыня хотела, чтоб я ушла.

- После того, что с тобой сделали, ты имеешь полное право уйти, - Сильвирин приложил ладонь к лицу и помотал головой. - Даже до каменной крепости это уже дошло, а ты все не понимаешь!

Айоли беспомощно посмотрела сперва на одного, потом на другого.
- Честное слово, я не знаю, как это лучше объяснить. Это чувствуешь или нет. Это очень тяжело - жить, зная, что никогда не сможешь вернуться. Это неправильно.

- Я понимаю, что тяжело, и что ты с ней связана и все такое... - Сильвирин устал объяснять, да и вообще долго говорить ему было тяжело, но он хотел помочь и потому продолжил: - Понимаю, что у тебя как будто что-то родное отняли. Но пойти и ты, что так нельзя. Ты же не собака, которую бьют, а она преданными глазами смотрит. Но так даже с собакой нельзя, а ты человек. Нельзя, чтобы над тобой издевались ни за что. Нельзя служить тем, кто так делает, потому что они твоей верности не заслуживают. Неужели ты так низко себя ценишь, что думаешь, будто какой-то майа имел право делать с тобой все, что угодно?

Ломэлоттэ провела по глазам, вытирая выступившие слезы.
- Нет, он... Так нельзя, да, но он-то больше не будет. Дело не в нем. - Она взяла Сильвирина за руку, как будто он мог ей помочь. - Ну вот...эльфов ваших тянет на Запад, хоть они и не признаются в этом, хоть и обижены на Владык. Я понимаю, что это не одно и то же, просто хочу объяснить, что чувствую, но не могу.

- Ну что ты, успокойся, - хитлумец снова попробовал подняться, и на этот раз ему удалось - и даже дотянуться и погладить Айолли по голове. - Вот и бери пример с эльфов, если так. Им, может, на Запад и хочется, но они знают, что нельзя, и живут здесь. И еще... в общем, если все-таки решишь возвращаться, то об одном тебя прошу: дай мне знать как-нибудь.

Она прижалась щекой к его руке.
- И...что ты сделаешь? Что это даст? Если нам и так не суждено увидеться, может быть, лучше думать, что все хорошо?

"Как - что? Либо возьму за шкирку и не пущу, либо с пойду с тобой, и пока я жив, хрен эти твари тебя тронут," - подумал хитлумец, но вслух сказал совсем другое.
- А я и так понимаю, что уж Гаванях-то с тобой точно все будет хорошо и потому хочу знать, если ты решишь вернуться в Ангбанд. Просто пообещай мне это. Пожалуйста.

Северянка молча смотрела на него какое-то время. От слез его лицо немного расплывалось.
- Я не вернусь в Твердыню, - произнесла она наконец. - Разве что силой приволокут. Обещаю тебе.
Теперь, когда последние мосты были сожжены, отчего-то казалось не так больно. А может, эта боль была ничем по сравнению со страхом за жизнь Сильвирина. Тот наверняка бы натворил какие-нибудь глупости.

Сильвирин хотел сесть, но понял, что сейчас лучше и не пытаться, так что он просто притянул Айолли к себе и поцеловал.
- Теперь я спокоен, - ответил он, оторвавшись от ее губ. - Долг, получается, тебе вернуть не смогу, но это и к лучшему.
- Ну все, теперь-то точно жить будет... - хмыкнул Айглен со своего места. То ли он так радовался, что его соратнику и правда лучше, то ли ему не хватало вечных подколов Рандира, и он пытался заполнить пустоту.

- Ну что ты, какой еще долг... - пробормотала она.
В Твердыне спокойно относились к плотской любви, но вот так на виду Айолли еще не целовалась и теперь слегка порозовела.
- Может быть, однажды ты отправишся в Гавани. Ну, за чем-нибудь. И мы встретимся, хотя бы ненадолго...

- Как это - какой долг? - серьезным оном ответил Сильвирин. - Ты меня спасла.
- Это можно легко устроить, - Иримэ, заходя в крепость, услышала слова хитлумца и не преминула сообщить то, что и его,и Айолли непременно обрадует. - Только постарайся до моего возвращения больше так не подставляться.

- Ты, главное, выживи. - Айолли легла рядом, прижавшись к хитлумцу. - Остальное неважно...
Услышав слова Иримэ, северянка даже немного воспряла.
- Это было бы очень здорово. Ну, если на самом деле так просто. А я буду ждать столько, сколько надо.

Хитлумец попытался повернуться на бок и обнять Ломэлоттэ, но явно переоценил свои силы и, зашипев от боли, откатился обратно.
- Ох-х... твою ж мать... да куда я теперь денусь?
Сильвирин был слишком занят, чтобы уловить смысл слов, которые сейчас прозвучали, но Айглен все понял и теперь чуть ли не светился от радости.
- Ты собираешься вернуться к нам, кано? Но почему? У нас не самое удобное убежище и мы просто...
- Вы просто хорошие воины, на которых можно положиться, - с улыбкой перебила его Иримэ. - А большего мне и не нужно.

- Кто тебя знает? -усмехнулась Айолли. - Сегодня вот чуть не делся. Глаз да глаз за тобой нужен.
Она обняла его сама, осторожно, чтобы не причинить боли. От него пахло лекарствами и, совсем чуть-чуть, кровью. Его руки были холодные, как у покойника, а лицо осунулось, но все это было неважно. Это самый любимый человек на свете и он жив, это главное.

- Постараюсь больше так не попадать, - Сильвирин вымученно улыбнулся. - А то со мной столько народу носится, что прямо неловко. И ты извелась вся.
- Ты бы тоже шел спать, мне все равно что-то не хочется, - не дожидаясь ответа Айглена, сказала Иримэ. - Если с ним, - она кивнула на Сильвирина, - все будет в порядке, на завтрашний вечер у нас с тобой большие планы.
Айглен кивнул, хотя явно был недоволен тем, что ему придется оставлять своих людей так рано, но спорить он не стал. Переубеждать в чем-то эльфов - вообще дело гиблое, а некоторых, так особенно.

Айолли ответила на улыбку. Ей нравилось лежать рядом, зная, что Сильвирин идет на поправку. Лежать, ощущая, как бьется его сердце, и стараясь запомнить это короткое счастье, чтобы потом вспоминать его. Хорошо, что подошла Иримэ. Девушка пока не собиралась спать, но чувствовала, что может просто пригреться и задремать незаметно для себя самой.

Старания обоих эльфов не прошли даром, и утром Сильвирин даже смог самостоятельно встать и вообще чувствовал себя намного лучше, и было ясно, что его жизни уж точно больше ничего не угрожает. Поэтому все, кроме Мардила, с утра ушли из крепости - кто охотиться, кто обходит окрестности на случай появления врагов, а ухаживать за Сильвирином оставили Айолли. Справиться с этим было совсем нетрудно, поскольку нужно было только менять повязки и следить, чтобы хитлумец вовремя пил лекарственный отвар, но он и сам о нем не забывал.
День прошел на удивление тихо и мирно. Сильвирин совершенно не унывал и старательно делал вид, что у него ничего не болит, только иногда ругался по поводу того, что ходит медленнее, чем раньше ползал. Мардил как всегда был с айолли вежлив и проявлял участие, но держался слегка отстраненно. Он старался особо не нагружать девушку хозяйственными делами, давая ей достаточно времени побыть вдвоем с Сильвирином. По нему было видно, что он сам рад что-нибудь делать, чтобы отвлечься, ведь терять товарищей всем тяжело.
К вечеру, как и обычно, все собрались в крепости, только разговаривали еще меньше. Фаэлос притащил подстреленного зайца (и это говорило о том, что ходил он явно далеко) и молча принялся его разделывать. Айглен и Мардил следили за его движениями, думая о своем. Только Иримэ вела себя так же, как и всегда, и, устроившись на своем излюбленном месте у стены, наблюдала за остальными, изучая и оценивая.

Перевязывая Сильвирина, Айолли думала о том, что все перевернулось: когда они с Иримэ только пришли, хитлумец точно так же менял повязки ей, очень трогательно заботясь, чтобы все прошло хорошо, а теперь этим занималась она сама. Страшная рана на животе постепенно затягивалась, и Сильвирину оставалось лишь окрепнуть, а значит, очень скоро они расстанутся. Айолли старалась не думать об этом, но мыслями то и дело возвращалась к этому. Тем не менее, день прошел хорошо, а вечером все собрались у камина, чтобы, как сказали Мардил и Сильвирин, помянуть павших товарищей. Северянка не знала местных обычаев и потому старалась не лезть. Она сидела рядом с Сильвирином и молча смотрела на огонь.

Фаэлос закончил возиться с приготовлением зайца и поставил его на огонь, а после этого извлек из походной сумки предусмотрительно собранные веточки можжевельника. Он сходил в маленькую кладовку и принес также большую чашу и кувшин вина, из которого наполнил ее до краев. Чашу и можжевельник он поднес Иримэ, он та жестом остановила его.
- Нет, первое слово должен произнести Айглен. Он ваш предводитель, а я лишь гостья, гостям же положено говорить последними.
Синда не стал возражать и подошел к Айглену, который, похоже, надеялся, что говорить придется не ему, но виду не подал. Он поджег можжевельник, и ароматный дымок стал подниматься к потолку. Все следили, как он извивается и рассеивается в воздухе, и на некоторое время снова повисла тишина, но наконец Айглен заговорил:
- Троих мы провожаем сегодня в тот Путь, по которому уходят люди. Рандир, Алагос и Гонхель были нам верными соратниками и друзьями, и каждый из нас доверял им как себе. Каждый из нас не раз и не два обязан им жизнью. Они были людьми, до последнего вздоха сражавшимися за свою землю, и их смерть была славной и достойной, - Айглен опустил голову. Слова казались пустыми, лишенными смысла. Совсем недавно погиб его отец, потеряв половину отряда. А теперь он сам потерял почти половину от того, что осталось. Но он взял себя в руки и продолжил: - Потеряв их, мы не сдадимся и станем тихо отсиживаться, боясь, что враги найдут нас. Нет, каждый из них будет отмщен, за каждого из них мы возьмем с черных достойную плату. Если будет на то милость Стихий, у нас впереди будет много свершений, и другие люди или даже эльдар поднимут оружие вместе с нами. Но пока мы живы, будет жить и память о тех, кого мы провожаем сегодня. Тех, кто был с нами в темные для нас дни, кто разделил с нами все выпавшие нам испытания, кто вместе с нами смотрел, как из руин прошлого к нам явилась надежда, но не увидит воплощения наших чаяний. Пусть же будет легок их путь в чертоги Владыки Судеб и дальше, по пути, живущим неизвестному.
Айглен поднял чашу и отпил, а затем передал ее сидящему рядом с ним Фаэлосу. Синда помолчал немного, поворачивая в руках чашу и глядя в огонь.
- Алагос и Гонхель бежали из своей деревни после того, как подожгли дом вастака, отомстив тем самым за мать Гонхеля и сестру Алагоса. Они выстроили в лесу землянку и скрывались в ней, когда я нашел их, отправившись однажды на охоту дальше, чем обычно. Это было еще тогда, когда Бронвэ жил в Дор-Ломине, а не по эту сторону гор. Мы не сразу смогли договориться, но я приложил все силы, чтобы убедить их присоединиться к нам, ведь я мало встречал людей, столь умелых и отважных, как они. Поначалу нам было трудно понять друг друга и с Алагосом я однажды чуть было не скрестил клинки, однако после мы смешали кровь и назвали друг друга братьями. По странному совпадению, именно я привел к нам и Рандира, последнего из людей Гэлмора. Он был ранен и нуждался в помощи, которую я оказал ему. А после этого, едва оправившись, Рандир пошел с нами устраивать засаду на черных и отбил клинок, который иначе неминуемо оставил бы меня без головы. Рандир был мне добрым другом, несмотря на то, что к его шуткам и его суждениям нескоро привыкаешь. Пока длится мой путь в Эндорэ и далее, когда суждено мне будет уйти в Чертоги, я буду помнить их, - договорив, синда сделал глоток и отдал чашу Мардилу.
- Когда в нашу деревню пришли вастаки, они первое время не трогали нас, - адан говорил сухо, поскольку эту историю явно знали все, кроме Айолли и Иримэ, и он не очень-то хотел рассказывать ее снова, однако по обычаю должен был сказать, чем обязан погибшим, - пока сын их вождя не позарился на мою дочь. Она отказала ему, и он взял с собой целую шайку подобной ему мрази и вломился в мой дом. К своему несчастью, я не сумел ни защититься от них, ни умереть, чтобы не видеть зверств, которые они творили. Под коней вастаки решили сжечь нас обоих в нашем же доме, и сожгли бы, если бы не подоспели Алагос и Гонхель. Моя дочь к тому времени задохнулась дымом, но я остался жив. Когда я пришел в себя, я мечтал только о том, чтобы найти хорошую веревку или глубокое ущелье в горах, но Рандир отговорил меня от этой затеи, и вместе с ним мы как следует поквитались с нелюдями. Им троим я обязан всем, и буду помнить их всегда.
Следующей была очередь Сильвирина.
- Алагос учил меня всему, что необходимо для нашего дела, и он же заступался за меня перед Бронвэ, когда я только присоединился к нему. Тот считал, что я еще слишком мал, и меня нужно оставить в ближайшем селении, где меня согласятся приютить. Гонхель не раз прикрывал меня в бою, когда я мало чего умел, но упорно лез вперед, и прощал мне подобные выходки. Рандир же был мне лучшим другом, и модно бесконечно перечислять, сколько раз мы помогали друг другу. И даже в тот злосчастный день, если бы... - Сильвирин запнулся, но, вздохнув, продолжил: - если бы я не заметил стрелу, которая убила Рандира, то не успел бы развернуться к подбегающим черным. Я буду их помнить, - сказал он глухо. Вино он, поймав весьма выразительный взгляд Фаэлоса, лишь чуть-чуть пригубил.
- Я не успела хорошо узнать их, - начала Иримэ, взяв чашу, - но скажу вот что. Я вернулась в этот край, зная, что он разорен и отдан вастакам, но не представляя, что мне делать дальше. Айглен сказал, что я дала вам надежду. Нет, это вы помогли мне понять, что надежда еще не мертва окончательно. Я смотрела на них - и на всех вас - и видела тот же народ, что я знала и любила раньше. Я видела людей, которых не сломали никакие тяготы, и которые никогда не признают поражение, покуда живы. Я предполагала, что со времен Пятой Битвы война стала совсем другой, но не могла себе представить, насколько. И я видела людей, которые в крови и грязи сохранили человеческий облик и не уподобились своим врагам. Я видела людей, сражаться бок о бок с которыми - честь для меня, как и для любого эльда. И потому я буду их помнить. А еще, - она улыбнулась, разбавив немного пафос момента, - когда мы с Айолли остановились в топях Серех, Алагос нашел нас, а я его и не заметила.
Она сделала глоток и передала Айолли чашу.

Северянка не ожидала, что ее тоже спросят, но нужно было отвечать, а то душам убитых это не понравится.
- Я знала их еще хуже, - честно призналась она, немного смутившись. - Алагос увидел меня, когда я осталась дежурить на привале, и если б он показался, я бы очень перепугалась. Он пожалел меня, спасибо ему за это. И спасибо им всем за то, что они приняли меня, несмотря на то, что я с Севера. Шутки Рандира порой вгоняли меня в краску и ставили в тупик, - она смущенно улыбнулась, - но это лучше, чем враждебное молчание. Наверное, им сперва хотелось как-то меня задеть и что-то такое сказать, но...они этого не делали, не причиняли боль. Доброй им дороги, куда бы она ни вела.
Айолли отпила из чаши.

Айглен не ожидал, что Ломэлоттэ найдется, что сказать, и потому улыбнулся ей. Когда чаша снова оказалась у него, он плеснул остаток вина в огонь, соблюдая древний обычай, сохранившийся с тех времен, когда люди еще не пришли в Белерианд.
- Легкого им пути, - сказал он. - Но попрощавшись с мертвыми, пора позаботиться о живых.
Он взял себе еды и стал быстро с ней расправляться, не участвуя в дальнейших разговорах. Остальные эдайн, конечно, вспомнили и другие истории, забавные, грустные или героические, так что поговорить из без Айглена было о чем. Доев, он поднялся и быстро взял оружие и накинул плащ. Видя это, Иримэ тоже поднялась.
- Ждите нас через пару дней, - бросил он, уже направляясь к выходу.

Обычай очень сильно напоминал северные. Так сильно, что Айолли едва не сказала об этом. Но, не желая прерывать торжественный момент, промолчала.
- А они куда? - тихонько спросила Сильвирина Ломэлоттэ. - На разведку?
Почему-то этого она не ожидала.

- Нет, - отозвался хитлумец, - они хотят объявить о себе где-нибудь в другом месте, чтобы нас искали не здесь, - и, решив, что Айолли наверняка будет переживать, добавил: - Не волнуйся за них, они знают, что делают.

- Надеюсь на это, - отозвалась северянка. - Надеюсь, ваши боги их не оставят.

Сильвирин обнял ее, при этом слегка поморщившись, поскольку потянуться в бок было определенно не самой умной идеей.
- Я тоже надеюсь. Это тот случай, когда либо все, либо ничего.

- Ты уж не геройствуй лишний раз. - Айолли улыбнулась и налила им квениласу. - Все будет хорошо.