- Мы, люди, не можем проверить.
Айолли смотрела в пол. Ей не хотелось обижать Иримэ, но слепо верить в то, что она говорила, не хотелось еще больше. Кроме того, проверить она действительно не могла.

- А я не могу тебе ничего доказать, - Лалвендэ чувствовала, что Айолли ей не верит, но с сделать с этим, конечно же, ничего не могла. - Так что верь, чему хочешь.

- И не надо, - сказала северянка, не поднимая глаз. - Мне бы, конечно, очень хотелось, чтобы правы оказались мы, но даже если это не так, я не перейду на вашу сторону.

- Я бы посчитала, что ты совсем глупая, если бы после того, что с тобой случилось, ты бы верила всем на слово. Но ты уже перешла на нашу сторону, как бы тебе ни хотелось считать иначе.

- Нет. - Айолли помотала головой и побледнела. - Нет, я никуда не переходила и не собираюсь.
Она напоминала тонущего в болоте, что хватается за сочную зеленую травку, которая как раз его и сгубила.

- Ломэлоттэ, ты дважды использовала свой Дар, чтобы спасти тех, кого называла врагами, - медленно проговорила Иримэ. - Ты имела множество возможностей убить меня или людей Айглена, но даже не подумала воспользоваться ими. И на чьей ты, по-твоему, стороне?

- А ты спасла меня, хотя могла и не делать этого, не тащить с собой, - ответила девушка. - И люди Айглена могли не принимать меня и только терпеть из-за тебя. И Сильвирину я тоже сразу сказала...

- То есть ты делала все это только для того, чтобы вернуть долг? Или потому, что тебе действительно хотелось помочь - как своим, а не как врагам, которым ты по воле обстоятельств оказалась должна?

- Мне действительно хотелось помочь. - Айолли улеглась на лавку и уставилась в проломленный потолок. - Но я понимаю, что и ты, и они убиваете таких, как я. Сильвирин убил человека, которого я знала с детства. Мне больно от этого. И я ни за что бы не стала в этом помогать. - Она помолчала, глядя, как в небе кружатся мошки. - Я не знаю, что мне делать.

- Конечно же, я хочу, чтобы ты наконец поняла, что с вашими тебе больше не по пути, - после некоторой паузы ответила Лалвендэ, - но это не тот совет, который ты готова принять. Поэтому просто делай то, что считаешь правильным, - "Пока что это ни к чему плохому не приводило," - добавила она про себя.

- Спасибо.
Айолли благодарно улыбнулась. Она попросила пощады и Иримэ не стала добивать ее.
- Хочешь поспасть? Я посмотрю.

Иримэ собиралась как всегда ответить, что спать ей совсем не хочется, но стоило ей улечься на лавку, как она почувствовала, что что на этот раз ее роа настойчиво требует отдыха. С того времени, как они сбежали из Ангбанда, она не позволяла себе и нескольких дней покоя, хотя в действительности ей требовалось намного больше, и у каждого есть свой предел. Если она не поспит сейчас, то завтра будет едва волочить ноги, а это совсем никуда не годится.
- Да, спасибо. Но только до середины ночи, хорошо?
Она лежала на спине, положив руки под голову и глядя в потолок, на небольшой кусочек звездного неба, видимый через дыру в крыше. Глаза сами собой закрывались.

Иримэ совсем устала, но даже и сейчас не пробовала уснуть. Ну конечно, у нее же кошмары.
- Ладно, - отозвалась Айолли. - А хочешь, я тебе колыбельную спою? Ну, чтобы сны были...получше?

Предложение было очень наивным, но вместе с тем, звучало невероятно трогательно.
- Нет, не нужно, - нолдэ повернула голову в Айолли и тепло улыбнулась. - Но все равно спасибо.

Айолли ответила на улыбку и уселась, чтобы ненароком не задремать.
- Тогда спокойной ночи.
Снаружи пели свои песни сверчки, а внутри пировали комары. Говорят, они совсем не трогают эльфов, но так это или нет, северянка не знала. Зато сама она показалась им лакомым блюдом и теперь прятала босые ноги под мешком, а руками отбивалась, тихо, чтобы не тревожить Иримэ, и это выглядело очень забавно.

ничо не знаю, не баян, а классика...

- Спокойной ночи, - отозвалась Лалвендэ и почти сразу уснула.

Зачем придумывать что-то новое, когда всем известные методы оказываются, тем не менее, все так же убийственно эффективны? И на этот раз Моргот не стал...
Длинный и низкий зал был освещен множеством ламп, так что тени почти не оставалось, и ни одна, даже самая мала деталь не могла укрыться от ее взора, хотя больше всего на свете Иримэ сейчас хотела ослепнуть. Мелькор, похоже, нигде не мог обойтись без высокого черного трона, но на этот раз сбоку, на несколько степеней ниже, установили кресло, тоже черное и очень похожее, разве что меньше. Это самом по себе было издевательством. Сидеть здесь было бы идеально удобно, если бы не ремни, стягивающие руки, ноги и туловище, и еще один, идущий поперек лба, так что она не могла отвернуться - впрочем, она и не собиралась. Никакого металла, только кожа, толстая, но достаточно мягкая, чтобы не Иримэ не причинила себе боль, даже если станет вырываться. Удобно и тепло, после многих дней в цепях в холодной камере - закрыть бы глаза и заснуть, если бы не то, что происходило в зале. Там было множество людей и эльфов - по большей части мирные жители, оставшиеся в Барад-Эйтель, когда войско ушло на Пятую Битву, но были некоторые из окрестных деревень. По большей части женщины и дети. Ни одного воина. Разумеется, каждого она знала.
- Прошлый раз ты говорила мне, что фэа - самое ценное, что есть у живого существа, - Моргот говорил тихо и вкрадчиво, но его голос все равно разносился по залу, словно гром. - Так скажи, что ценнее - одна душа или множество? Посмотри, они не запятнали себя убийством сородичей и нарушением аксани, они намного лучше и чище тебя. Ты считаешь себя настолько выше них только лишь потому, что родилась в семье короля? Лорд живет и умирает за свой народ - так ты говорила...
Он как всегда был весьма красноречив, но Лалвендэ уже ничего не слышала. Она не знала, что человеку или эльфу можно причинить боль столькими разными способами. Она никогда не слышала, чтобы они могли так кричать. Громче и отчаянней, чем те, кого захлестнуло рекой подземного огня с Дагор Браголлах, хотя казалось бы, хуже ничего быть не может. Это было избыточным. Чтобы вырвать из уст несчастных пару нужных слов требовалось причинить им во много раз меньше мучений. Но Морготу нужно было низвести их до состояния ничего не понимающих, воющих и плачущих безумных существ, которые уже не понимали, что Иримэ такая же пленница и ничем на самом деле помочь им не может. А потом он ушел. оставив ее наедине с творящимися здесь зверствами. И пленники, уже не осознавая, что делают, умоляли ее спасти их. Иримэ не отводила взгляд и каждому в лицо отвечала "нет". Несколько раз она теряла сознание, и тогда ей к носу подносили тряпицу, смоченную резко пахнущей жидкостью, и кошмар продолжался.
Потом это повторялось. Много раз, только эльфы и люди были другими, да некоторые детали отличались. Иримэ так и не научилась различать, когда это был морок, а когда - реальность.

Нолдэ лежала на койке неподвижно, словно оцепенев и дыша ровно и глубоко. Казалось, с ней все было в порядке, только сердце выдавало бешеную дробь и руки были сжаты в кулаки так, что ногти впились в ладони, и между пальцами сочилась кровь.

Айолли не спала, хотя это было и не легко. Просмотрев Алагоса, она чувствовала стыд, и больше всего боялась заснуть. Поэтому через некоторое время, когда глаза начали совсем слипаться, она сперва села, а потом встала и начала ходить, неслышно ступая босыми ногами. Иримэ мирно спала, вот только... Увидев кровь, северянка ахнула и, подбежав, села на краешек узкой лавки и стала медленно гладить нолдэ по голове. Будить ее было нельзя, особенно резко.
- Все хорошо, - тихо сказала она и дотронулась до ее кистей. - Этого не было, это всего лишь сон. Спи дальше, спи...

Постепенно жуткие видения сменялись черной пустотой, в которой не было снов, и сейчас она казалась самой желанной в мире вещью. Какая-то часть сознания снова ощущала, что происходит вокруг, и нолдэ почувствовала, что кто-то гладит ее по голове и держит ее за руку. Она открыла глаза, но еще несколько мгновений ничего не видела. Первым импульсом было схватить неизвестного за руки и оттолкнуть от себя, но она вовремя остановилась, вспомнив, что это может быть только Айолли. Вскоре она увидела, что северянка и правда сидит рядом и, как может, пытается ее успокоить. Или разбудить.
- Моя очередь, да? - спросила Иримэ, но говорить получалось только шепотом.

- Нет, нет, еще рано.
Очень осторожно, стараясь не делать резких движений, Айолли взяла ее руки в свои и попыталась разжать кулаки.
- У тебя кровь течет, давай я помажу. - Она взяла свой походный мешок и, достав нужную склянку, снова уселась рядом. По маленькой избушке распространился приятный аромат. - Ты спи, а я все сделаю и рядом посижу. Ну, как раньше, когда к тебе приходила. Но сейчас все гораздо лучше, ничего нового уже не будет.

Иримэ разжала кулаки. Пальцы действительно были в крови и мелко дрожали, и унять эту дрожь получилось не сразу. Хотелось снова уснуть, вернуться в блаженную черную пустоту, но Лалвендэ была не уверена, что это будет именно пустота, а не очередной кошмар. Она поймала себя на том, что боится. Раньше, в Ангбанде, не боялась, я сейчас ей было страшно добровольно возвращаться к недавнему прошлому. Но она знала, что должна привыкнуть, потому что так теперь будет всегда.
- Спасибо, - ответила она, уже закрыв глаза, - только долго не сиди, а то завтра тебе будет тяжело.

Айолли согласно кивнула и, обработав пальцы, убрала скляницу в мешок, а потом снова уселась рядом с Иримэ. Больше она не отходила, следя за состоянием нолдэ, чтобы, в случае чего, тут же начать ее успокаивать. Второй раз кошмар мог и не присниться, но расслабляться не стоило. Сперва северянка сидела молча, а когда Лалвендэ уснула, стала тихонько напевать мелодию, знакомую с детства. Это была песенка про маленьких лесных духов, которые по осени любят играть в листве, рыжей, как Лисы. И сами они рыжие, чтобы шаловливые Лисьи детки их не заметили и не затискали как кошек. Но ведь Лисята тоже рыжие, и порой духи счами не могут понять, где их детеныши, а где - людские и утаскивают к себе Лисят, какая-нибудь Лиса запросто приведет домой маленького духа. Потом они меняются, и детей, побывавших у духов, появится какой-то особый дар...

На этот раз в черной пустоте была песня. Самая обычная деревенская песенка про сказочных существ, простая, но тем не менее, показавшаяся Иримэ очень красивой. Воображение рисовало играющих друг с другом маленьких рыжих детей и маленьких рыжих... ну пусть и правда это будут "духи", какая разница? Они ловили и убегали друг от друга, прячась в ворохе листьев, таких же ярко-рыжих, как их волосы, а когда на них попадал солнечный луч, и вовсе казалось, что кто-то развел костер. Иримэ слышался их веселый смех, и она сама улыбалась во сне. Постепенно солнечный свет немного сменил оттенок и стал совсем золотым. Теперь это было не солнце а Лаурелин в самом разгаре своего свечения, а сама нолдэ была таким же ребенком и бегала по осенней листве вместе с существами, которым тогда еще не знала названия.

Иримэ заулыбалась во сне, и у Айолли отлегло от сердца. Когда песня закончилась, северянка снова стала гладить нолдэ по волосам, боясь, что та опять будет видеть кошмары. "Ей теперь нельзя спать одной,"-подумала девушка с ужасом, - "вообще, никогда."
Тем временем, снаружи занимался ранний летний рассвет, но Айолли не будила Иримэ. Та проснулась, когда северянка, совсем замаявшись, заснула и упала на нее. Сама Ломэлоттэ тоже проснулась и виновато посмотрела на нолдэ.
- Я не спала, а только сейчас...

- Я же тебе говорила, что тебе нужно тоже отдохнуть, - вздохнула Иримэ, - а теперь ты на ногах не стоишь. Ладно, спи уже, выйдем днем.
Она поднялась с лавки и поняла, что чувствует себя просто великолепно, а значит, спать ей не потребуется еще долго, и эта мысль делала и без того прекрасное утро совершенно чудесным. Сев на край лавки, она потянулась к мешку и, достав оттуда гребень, стала расчесывать волосы, которые успели уже немного отрасти.
- И спасибо за песню, но не надо больше так делать, никогда, понимаешь? Мне ты ничем не поможешь, а сама вымотаешься и, хуже того, можешь случайно почувствовать что-нибудь.

- Угу...
Ломэлоттэ сладко зевнула и свернулась калачиком. Она очень быстро провалилась в сон и поначалу он был даже приятным... Но через некоторое время лицо девушки исказилось от ужаса, и она попробовала закрыть голову руками. Спросонок получалось плохо.
- Не надо, ну пожалуйста... - пробормотала она во сне, став совсем похожей на испуганного ребенка.

Иримэ в это время как раз возвращалась в хижину с водой и дровами, чтобы приготовить им обеим завтрак (или, вернее сказать, обед), когда северянка проснется. Увидев, что ей плохо, она села рядом и затянула песню, сплетая образы.
От гор до гор колыхалось море трав. переливаясь от ярко зеленого до выгоревшего желтого. Вдалеке белели высокие башни, такие светлые, что отражали солнечный свет, будто были сделаны из стекла или льда, возвышаясь одинокими островами в этом волнующемся море. В лицо дул теплый ветер, а от башни к башне скакали всадники, и в ярком свете их доспехи казались золотыми, а синие знамена словно впитали цвет безоблачного неба. Кони мчались быстро, словно не скакали, а летели над землей, иногда совсем теряясь в высокой траве и выныривая из нее на невысоких холмах. Айолли видела все это ее глазами, стоя на высокой стене горной крепости, и от этого зрелища хотелось раскинуть руки и тоже полететь, словно птица.

Айолли глубоко вздохнула. Она стояла на высокой стене крепости и смотрела на скачущих лошадей и на море трав. Какая-то часть ее сознания догадывалась, что это за равнина и чьи это крепости, и начала бить тревогу. Северянка распахнула глаза и встретилась взглядом с Иримэ.
- Спасибо, - немного хрипло сказала она. - Это все очень красиво, но лучше просто буди меня, ладно? Или не надо ничего делать, само пройдет.

- Прости, это было первое, что вспомнилось, - нолдэ немного смущенно улыбнулась, осознав, что на не показала ничего, что могло Айолли обрадовать. - Но ведь про восход Итиль тебе понравилось, верно? Может быть, я просто буду всегда петь про это?

- Понравилось, - улыбнулась Айолли. - Но тогда и я могла бы что-нибудь петь, а то неправильно получается. Ты обо мне заботишься...

- Нет, потому что ты можешь почувствовать что-то из того, что вижу я, - возразила Иримэ. - А этого я допустить не могу.