Текст на флешмоб №1

Для spielbrecher

Задание: "Также она чаще поступала плохо, чем хорошо, и когда ей это было запрещено, она сбежала в лес и стала убивать людей ради денег."

Внезапно получилась очень отдаленная стилизация на истории ужасов. Типа викторианская эпоха, все дела.
Пока небечено, но со временем блох выловлю.

Галатея.

Дождь лил стеной, холодный ветер пробирал до костей, бросал крупные капли в лицо, хлестал так, что трудно было вдохнуть. В мгновение ока я вымок так, будто во всей своей одежде упал в реку. Но это я еще мог стерпеть. А потом к дождю добавились еще и крупные градины, больно стучавшие по голове и плечам, и тогда я был рад уже любому укрытию.
На мою беду дорога была пустынна, а дождь и град даже не думали прекращаться. Я продрог, в сапогах хлюпало, а замерзшие пальцы уже потеряли чувствительность. Только движение позволяло сохранить немного тепла, но я знал, что если остановлюсь и не смогу развести костер - а ни единой сухой веточки вокруг не было - то мне повезет, если к утру я не замерзну насмерть. А уж лихорадка, сущая погибель для путника, мне совершенно точно обеспечена.
Опускалась ночь. За пеленой дождя ничего было не разглядеть, и я просто брел по колено в жидкой грязи по превратившейся в болото дороге, не особенно надеясь на удачу.


(2443 слова)Пока наконец, словно подарок судьбы, впереди не показался большой дом на холме. Темный, заброшенный и уже порядком обветшалый особняк, окруженный зарослями, некогда бывшими садом, выглядел не особенно приветливо. О таких местах обычно ходят жуткие легенды. В иное время я бы обошел это место десятой дорогой, может быть, просто заночевал бы под открытым небом. Но в тот вечер особняк обещал крышу над головой, и какие бы страшные тайны он ни хранил - они казались мне добрыми соседями.
Калитка была открыта, а вот широкие двери оказались забиты досками. Но гвозди давно проржавели, а дерево прогнило, так что после нескольких минут усилий я проник внутрь.
Меня встретили темная пустая прихожая, заваленная пыльным хламом и длинный темный коридор со скрипучими полом. Здесь было сыро и ничуть не теплее, чем на улице. Напротив, холодно, как в склепе. Однако дождь и град уже не низвергались с небес на мою голову, и я, оставляя в пыли мокрые следы, добрался до гостиной. К счастью, камин оказался исправен, а вот дров не было. Мне пришлось поломать некоторую мебель и разобрать паркет в углу, а на растопку пустить страницы из книги. Вскоре разгорелся вожделенный огонь, и мне показалось, что мои злоключения кончились. Раздевшись до исподнего и развесив одежду на шкафы и кресла, я лег на теплый, траченый молью ковер прямо перед камином.
Ты бы я и забылся спокойным и счастливым сном, но это мне не удалось. Я плохо засыпаю на новом месте, а здесь было, к тому же, слишком мрачно. Теперь, отогревшись, я принялся оглядывать свой временный приют, и сон у меня сняло как рукой.
Меня окружали темные кресла, грязно-мышиные пыльные обои, пара картин в темных тонах, на которых из-за все той же пыли ничего нельзя было разобрать. Несколько шкафов с книгами, старинная люстра, заляпанная многими слоями воска... но куда хуже было другое. На шкафах, полках и над камином, там, где обычно бывают разного рода безделушки, статуэтки, красивая посуда и прочие милые вещицы, стояли совсем другие украшения. Множество банок мутного стекла, в которых плавали заспиртованные части человеческих тел. Несколько рук, мужских и женских, уже посеревших и явно подпорченных, покоились там. Сморщенная голова смотрела на меня белыми глазами, а рядом с ней в соседних сосудах красовались сердце и желудок...
Меня чуть не вывернуло от такого зрелища, но трогать банки я не стал. В конце концов, это были всего лишь мертвые куски мяса, которые никак не могли мне навредить. А разобьешь такой - и не избавишься от жуткой вони.
Затем я обратил внимание на книгу, послужившую мне растопкой.
Заглавие как раз и подарило мне огонь, но я сразу понял, что передо мной был дневник. Устроившись поудобнее, чтобы на пожелтевшую бумагу падало больше света, я принялся читать. Разумеется, мне было интересно, что же за человек обставил свое жилище таким жутким образом.

"Больше сотни человеческих тел и годы работы, - гласила первая запись, - не были потрачены впустую. Сегодня моя Галатея закончена. Ее тело полностью здорово. Она дышит, ест через питательную трубку и даже иногда двигается во сне."

Под рукописными строками обнаружился весьма искусно сделанный рисунок. Узкая кровать, похожая на больничную койку, а на ней - обнаженная женщина. Глаза ее были закрыты, изо рта и ноздрей тянулись трубки, другие трубки, более тонкие, входили в вены на руках и ногах. Не покривив душой, я бы сказал, что эта женщина была прекрасна. Идеальные пропорции фигуры, тонкие, правильные черты лица, густые длинные волосы, аккуратно уложенные на подушку, словно черное покрывало. Только одно ее портило - множество швов на светлой и, я уверен, нежной коже.
Вот, значит, зачем хозяину особняка были нужны все эти препараты. Он - то ли безумец, то ли гений - пытался искусственно создать человека.
С сожалением оторвавшись от рисунка, я перевернул страницу.

"Прошло три дня. Галатея открыла глаза. Мое прекрасное, чистое создание. Верно я подобрал ей имя, ибо полюбил ее с первого взгляда. Я любил ее и раньше, когда сшивал по крошечным лоскуткам ее совершенное тело, когда накачивал кровью ее сердце и учил ее дышать. Но сейчас я узнаю ее по-настоящему..."

За этими восторженными словами последовали куда более строгие записи. Похоже, создатель Галатеи был в куда больше степени ученым мужем, чем вдохновенным творцом. Или, может, свои вирши высказывал вслух, оставляя бумаге только сухие факты.

"Галатея откликается на свое имя, учится говорить. Ее голосовые связки приспособлены к речи, интеллект соответствует разуму ребенка, но быстро развивается. Словарный запас насчитывает больше двухсот слов после трех дней занятий.
Ест и справляет потребности самостоятельно.
Одевается также без посторонней помощи, учится обслуживать себя."

Кажется, жизнь у них стала налаживаться. Я бегло проглядел бытовые подробности. Пигмалион - теперь я называл хозяина дома так - скрупулезно описывал, как Галатея наконец сумела надеть корсет, как училась работать в саду и исполнять кое-какие обязанности по дому. Видимо, прислуги здесь не было. Куда больше меня интересовали взаимоотношения создателя и его творения, на подробности которых Пигмалион оказался скуп.

"Галатея привязана ко мне. Я объяснил ей значения понятия "любовь", и она ответила, что любит меня. Но эта любовь - не любовь женщины к мужчине. Нечто среднее, между любовью ребенка к родителю и собаки к хозяину."

"Ее настрой правильнее всего назвать радостным удивлением. Галатея любопытна, постоянно задает вопросы обо всем, что видит. Я ничего не запрещаю ей, только забочусь об ее безопасности."

Должно быть, Пигмалион был счастлив с ней. Безумец на миг предстал передо мной в образе доброго волшебника, сотворившего настоящее чудо. Но отчего же теперь этот дом оказался покинут и заколочен? Отчего же теперь он кажется таким жутким? Я читал дальше.

"Нрав Галатеи начал меняться. Она все так же слушает меня беспрекословно, но стала болезненно реагировать на запреты, без которых я все же не смог обойтись. Когда ее интерес к дому и саду оказался исчерпан, Галатея попыталась забраться в мою лабораторию, и я не пустил ее.
Галатея подчинилась, но этот первый конфликт оставил у нее глубокое впечатление. Она разразилась слезами, после этого полдня ходила подавленной. К вечеру у нее случилась вспышка агрессии. Она свернула шею моей канарейке, а затем долго рвала с корнем цветы, за которыми раньше так любила ухаживать. Моих требований прекратить она будто бы вовсе не слышала.
Должно быть, в ее мозгу есть некоторые нарушения, но, увы, я уже не смогу вскрыть ей череп и исправить ошибку хирургическим путем.
Глубокой ночью Галатея успокоилась и горько сожалела о содеянном."

Теперь мне казалось, что передо мной начало настоящей истории о чудовище. Впрочем, возможно, это жуткая атмосфера особняка и разыгравшееся воображение играли со мной злую шутку. Убитая канарейка еще не делала Галатею исчадием ада.

"Завел Галатее щенка, чтобы она училась проявлять заботу. Галатея счастлива."

"Спустя два дня щенок нечаянно укусил ее по время игры. Я прибежал на отчаянный скулеж и увидел, как Галатея одну за другой вонзает в несчастное животное вязальные спицы.
Я пришел в ужас и в порыве чувств ударил Галатею по щеке. Щенка было уже не спасти, но пощечина, как ни странно, отрезвила Галатею."

На этом моменте наклонности прекрасного творения уже и в мою душу заронили зерно страха. Говорят, все убийцы начинают с малого. Говорят, чудовища вырастают постепенно, поначалу довольствуясь такими никому не заметными, казалось бы, незначительными злодеяниями. Я уже был почти уверен, что гибелью канарейки и щенка эта история не закончится.

"Случай с щенком не идет у меня из головы, - словно вторил моим мыслям Пигмалион. - С каким азартом и увлечением Галатея истязала своего питомца! Похоже, убийство доставляет ей куда больше радости, чем забота и созидательный труд.
Кроме того, в первый раз я сам причинил Галатее боль. Теперь я почти раскаиваюсь в этом, хотя и понимаю, что прав. Тем не менее, я стану поступать так и впредь, если она проявит свои разрушительные наклонности."

Далее следовали научные наблюдения.

"Меняется не только психика Галатеи, но и ее тело. Шрамы от швов затянулись быстро. Небольшие царапины и ранки заживают за несколько часов. Мышцы Галатеи стали намного крепче, теперь она сильнее, чем обычно бывает крепкий мужчина, и уж точно ее физические данные совершенно невероятны для женщины ее комплекции. Похоже, я превзошел саму природу и создал нечто поистине совершенное. И в то же время пугающее."

Пигмалион снова весьма дотошно описывал, какой массы груз Галатея способна поднять, с какой скоростью бегает, насколько вынослива и прочее в этом духе. Я привычно пропустил подробности.

"Галатея стала спрашивать, куда я отлучаюсь время от времени. Она стала проявлять интерес к миру за пределами моего дома."

"Сегодня в мой дом постучался гость. Погода была ужасная, как часто бывает в наших краях, и я пустил его на ночлег.
Галатея проявила к нему интерес и буквально осыпала вопросами. Гость оказался торговцем средней руки, но кичился и пытался показаться успешным и состоятельным. Во время ужина Галатея жадно впитывала каждое его слово, ведь это был для нее первый, кроме меня, источник сведений о жизни. Торговец - его звали Стивен Р. - увлеченно повествовал о власти денег, красивой жизни и о дамах в богатых нарядах. Всего этого Галатея была, разумеется, лишена.
А после я отлучился по некоторым делам. В мое отсутствие наш гость, видимо, неверно истолковал интерес Галатеи к нему, а ее непосредственность принял за распущенность. Как я позже выяснил, он весьма нагло повел себя в отношении него, и Галатея с негодованием отвергла эти поползновения. Если бы я узнал о случившемся, то заподозрил бы неладное. Возможно, прогнал бы Стивена прочь - и за его недостойное поведение, и чтобы не случилось беды.
Однако же в счастливом неведении я отправился спать, а наутро гость не вышел к завтраку. У Галатеи же платье было залито кровью. Перепуганный, я вбежал наверх и обнаружил Стивена мертвым. У его лица была подушка, которая, как я понял, мешала ему кричать, а все тело было искромсано кухонным ножом. Я насчитал больше пятидесяти колотых ран, и к тому же, Галатея выпотрошила его, словно свиную тушу.
Наверное, мне стоило покончить с монстром, которого я создал, пока не стало поздно. Но я не мог оборвать жизнь Галатеи. Я не убийца. Я видел множество мертвых, но не повинен в смерти никого из них. Кроме этого бедолаги. И я слишком привязался к Галатее, чтобы совершить подобное.
Хуже того, я должен признать, я уже боюсь ее, хотя она никогда не пыталась причинить мне вред.
Но все же я снова избил ее. На этот раз страх и гнев вызвали у меня приступ настоящего бешенства, и я пустил в ход кулаки, ноги и даже тяжелый серебряный подсвечник.
Галатея не сопротивлялась, но и прежней любви и покорности в ее поведении больше не было.
Вместе мы зарыли труп за оградой особняка и уничтожили все следы присутствия в нашем доме несчастного Стивена."

Отчего-то я уже не удивился, что в этом доме пролилась кровь. Мне стало еще сильнее не по себе, хотя мои страхи, конечно, были беспочвенны. Что бы ни случилось дальше, дом пустовал уже давно, и тревожить меня могли лишь мрачные тени чужих воспоминаний.

"На следующий день Галатея сбежала. Я безуспешно искал ее и не на шутку испугался. Теперь, даже несмотря на совершенное ей преступление, я особенно остро чувствую, насколько люблю ее. Увы, созданное мной совершенство, возможно, безумно, но от того не меньше мне дорого. А быть может, это я виноват, не воспитав ее должным образом, не сумев распознать в зародыше пагубные страсти..."

Далее почерк становился неровным и неразборчивым. Должно быть, Пигмалион действительно был в ужасном душевном состоянии, на грани истерики.
Впрочем, его страдания продлились недолго.

"Галатея вернулась. Я был безмерно счастлив, однако же не забыл расспросить, где она пропадала. К счастью - или, напротив, к несчастью моему - она не умеет мне лгать.
Оказалось, она сбежала в лес довольно далеко от дома и там на дороге подкарауливала путников. Ей запали в душу слова Стивена о том, что деньги - главное в жизни мерило счастья. А я все средства, которыми обладал, потратил на свои исследования. И вот теперь Галатея вывалила передо мной стопку ассигнаций, две пары золотых часов и серебряный перстень.
Я выбранил ее и снова замахнулся, но она ловко увернулась от моей руки.
- Я знаю, как лучше для нас, - сказала она. - Теперь я обо всем позабочусь."

"Я запрещал ей, и не раз. Но она снова и снова отправляется в лес, где, как она говорила, обустроила место для засады, а возвращается с добычей. Она убивает ради денег и ценностей, ради украшений и богатой одежды. Но я знаю и другую причину: ей просто нравится убивать.
Она расправляется со своими жертвами жестоко, получает от этого извращенное удовольствие. И методы убийства, о которых она не стесняется рассказывать мне, становятся все более и более изощренными.
А я не в силах остановить ее. Не могу помешать и поневоле становлюсь соучастником ее злодеяний.
Моя Галатея, мое совершенство, стала настоящей бестией. Я дал жизнь чудовищу и больше над ним не властен."

Чтение захватило меня. Жуткие, леденящие кровь подробности достойные романов ужасов не давали мне оторваться, и я с жадностью поглощал страницу за страницей. Дневник превратился в хронику кровавых преступлений, а Пигмалион из гордого творца постепенно становился дрожащим от страха безмолвным наблюдателем. Но в нем еще оставалась решимость что-то изменить, которая постепенно поднималась из пучины охватившего его отчаяния.
А я просто хотел узнать, чем все закончилось.

"Сегодня я решил все изменить, - это была последняя запись. - Обманом я заманил Галатею в подвал и запер там. Завалил вход всем, чем только сумел, а сам покидаю дом. Я запру и заколочу двери и окна и больше никогда сюда не вернусь. Вряд ли замки и заваленный люк остановят Галатею надолго.
Но я сделал все, что мог.
Прощай, мое творение. Моя прекрасная и кошмарная Галатея."

Я закрыл дневник и отложил его в сторону, ворочаясь на ковре. Пока я читал, локти и плечи затекли, и я разминал их. Огонь в камине скоро готов был затухнуть, так что перед сном мне стоило подбросить еще дров. Ночевать я все равно буду здесь, поскольку во всех прочих комнатах холодно и сыро. Да и страсть к исследованиям после такого чтива у меня изрядно поутихла.
Оттолкнувшись руками от ковра, я поднялся и собрался разобрать еще небольшой участок паркета, как вдруг неожиданный звук заставил меня замереть и всего обратиться в слух. Сначала я успокаивал себя тем, что это сквозняк гуляет по заброшенному дому.
Но разум говорил, что это вовсе не сквозняк, и тогда рядом с жарким камином меня прошиб холодный пот.
В коридоре в глубине особняка слышался мерный, повторяющийся скрип. Это то мог быть только звук шагов.
И шаги приближались.


Додать еще заявок - здесь.