Запоздало и уже никому не надо. Я думала забить, но осознала, что если я не напишу это, меня не отпустит. А это уже совсем пэрэбор. Так что - вот. Многабукав, в основном для себя, про двух из трех сыгранных персонажей.
1.1.
Ловиса Хольм была девочкой из уважаемой семьи, дочерью воеводы, воспитывалась при дворе. С детства мечтала о подвигах и воинской славе. Обучалась обращаться с оружием и командовать. При этом она все-таки оставалась девочкой, воспитанной при дворе, как ни старалась строить из себя сурового воина. Наверное, ее фразы солдатам вроде "господа, постройтесь, пожалуйста" звучали весьма комично.
И начале игры она просто таскалась за принцессой, и единственное, что полезного сделала - так это сообщила принцессе о случайно подслушанном разговоре, в котором принц собирался очернить ее перед королем.
А потом пришли вести, что ее отец погиб в стычке от рук эльфов. Что неудивительно, Ловисе хотелось только одного - мстить. Король собирал поход, чтобы покарать эльфов или хотя бы забрать тела погибших. Ловиса попросилась, ей никто не мешал. Войско собралось и под знаменем вышло из ворот. Эльфы к тому времени давно уже сбежали, а тела погибших нашли неподалеку от Аэдирна. Потом все было как в тумане: возвращение домой, какие-то разговоры, похороны отца, Час Ремесла, на котором ей было слишком больно говорить... Но слезы кончились на удивление быстро. В тот день для Ловисы началась настоящая война, которую, как оказалось, она даже примерно себе не представляла. Героический порыв, долг, честь, верность - это все, конечно, было, но еще были страх и растерянность, непонимание, что делать дальше. Люди, которые далеко не всегда к ней прислушивались. Острое желание быть полезной Каэдвену, которое не находило выхода. Но она держалась и вела себя вполне уверенно, хотя жесткости ей явно не хватало. Так, например, организовать стражу на воротах ей удалось, а вот выгнать оттуда всех праздношатающихся, особенно высокоранговых, - увы, нет. Что впоследствии сыграло с Каэдвеном злую шутку, потому что она не помешала заключить устный договор, который ей очень не понравился, и из-за которого в некотором роде потом была почти вырезана вся столица. Хотя, конечно, кто бы мог подумать? Но тем не менее, Ловиса слишком медленно превращалась из девушки-мечтательницы в настоящего командира (а я, по жизни, слишком медленно приходила в себя после двух лет без игр).
После смерти отца Ловиса стала больше общаться с семьей - в основном с дедушкой и бабушкой, хотя раньше она сторонилась их, как и остальных родичей. Правда, дед упорно пытался выдать ее замуж, а у Ловисы не хватало духу прямо отказать, так что она просто говорила, что ни один их предполагаемых женихов ей не нравится. На самом деле она решила, что не станет думать о замужестве, пока не убьет хотя бы одно отродье тьмы - а там уж как получится.
А потом семейные дела закончились, потому что пришли вести о готовящейся большой войне. Сначала ожидали нападения остроухих на Каэдвен, потом полагали, что под его стены придут нильфгаардцы. После король вернулся из посольства, и картина стала несколько другой, но это не так уж меняло суть происходящего. А глубокой ночью оказалось, что стены Каэдвена никакой осады не выдержат, и нужно срочно их достраивать. Все, кто мог, принялись за работу, даже особы королевской крови и придворный маг (да, строяк, он всегда по жизни, но...). Но было понятно, что проку от этого мало, армии толком нет, и даже будь у нас самая лучшая крепость - кому ее защищать? Уже тогда Ловиса понимала, что следующий день не переживет. Но еще она понимала, что деваться некуда, потому что так надо. У Хенсельта были обязательства. У каэдвенцев был долг. У Ловисы была память отца, все тот же долг и ощущение того, что она все делает правильно.
Утром собрали войско и пошли к Вызиме. Обязательный сбор был только для регулярной армии, но пошли почти все, кто мог держать оружие, больше половины Каэдвена. С нами были еще цинтрийцы, и вместе получилось около пары десятков. Король говорил, что, возможно, не вернется половина. Ловиса не знала, действительно ли он так считал или покривил душой, но какая там половина? Хорошо, если не все до одного полягут. Вместе с ней в бой шли ее дед и ее дядя. Кем-то из них ей предстояло командовать лично. Это было, пожалуй, единственным, от чего Ловисе становилось страшно. Так хотелось спасти и уберечь родных, но еще были долг и общее дело, которым нельзя было жертвовать.
Собрались довольно быстро и быстро же выдвинулись, но к началу штурма в Вызиму все равно не успели, увидели впереди подходящие силы Нильфгаарда, так что в город было уже не попасть. Было решено в нужный момент и ударить противнику во фланг. Затаившись, отряды ждали сигнала от осажденных, который должна была передать магичка. Минуты тянулись, люди прислушивались к каждому шороху, не выпуская из рук оружия.
А потом был сигнал. А потом - бой. Ловиса не выполнила ту задачу, которую сама перед собой поставила. Она должна была дать возможность каэдвенским лучникам отойди на достаточную дистанцию от знамени, но те, никогда не воевавшие вместе, разбежались в разные стороны, и Ловиса тщетно пыталась их собрать. В итоге напротив нее оказалось два воина - один с копьем, другой с мечом и щитом. Но сбоку от нее третий боец выскочил на короля, а дальше еще один - на сенешаля замка. Выбор не занял у Ловисы и доли секунды. Правда, по своей цели она успела нанести только два удара, которые, судя по всему, не нанесли врагу серьезного урона, после чего первые двое тяжело ранили ее в спину. Почти ничего не видя и не слыша, Ловиса ползла к каэдвенскому знамени. Подошло подкрепление (имеется в виду ленточка), потом разбитые войска Каэдвена отступили, но ей было уже все равно. Деваться было уже некуда, и Ловиса просто замерла в надежде, что ее не заметят, и она как-нибудь сможет добраться до родных мест. Последним, что она видела, было равнодушное лицо нильфгаардского солдата и плавно, почти лениво очерченная мечом дуга, завершившаяся на ее шее.
2.2.
"Ну, здравствуй, дневник... или как там обычно начинают? Меня зовут Ида. Я никогда не вела дневника, но это и неважно, потому что его все равно никто не прочитает. Кому нужно обшаривать поясную сумку пленника, которую обыскали уже раза четыре со всей тщательностью? А уж разбирать эти каракули - и подавно. Но так или иначе, мне повезло раздобыть здесь клочок бумаги и уголек, так что будет, чем скрасить мои последние часы. С чего все началось? Наверное, с того, что моя удача, добросовестно служившая мне два десятка лет, решила в конце концов вильнуть хвостом и уйти к кому-нибудь, кто будет обращаться с ней получше. Чего уж там, ее можно понять...
Сперва мне повстречался отряд остроухих по дороге к родной деревне, и после этого целых полгода меня собирали по кусочкам. Но собрали все-таки, да. Я вернулась. Чтобы узнать, что у нас больше нет короля, немалой части армии и большинства моих старых товарищей. Даже ворота охранять толком некому, кроме парочки зеленых юнцов и стайки праздношатающихся гражданских. Но я, в конце концов, не пальцем делана и не в первый раз нахожу людей из ниоткуда. Так что через некоторое время была у нас стража - хотя с этими все равно каши не сваришь. Зелень, что с нее взять.
Но так или иначе, дела медленно, но пошли на лад. Не буду рассказывать, какие планы тогда строились и какие переговоры велись. А то вдруг найдется все-таки дотошный нильф, которому будет нечего делать?
Наши дважды ходили в рейд, и притащили нильфгаардскую девчонку, ошивавушуюся в Шаэраведде, лейтенанта разведки или что-то в этом роде. Не могу сказать точно, по некоторым причинам мои воспоминания сейчас немного путаются. Потом - эльфа, но тот хиловат оказался, по дороге помер. Что характерно, остроухие ничем не изменились: как какая опасность, улепетывают, бросая своих же, даже когда могли бы отбиться. Вот твари...
А так - сидеть с гарнизоном на воротах - дело нужное, важное, но смертельно скучное. Так что каждое, даже самое мелкое событие запоминается и кажется очень значительным. Так что я могла бы перечислить их с добрый десяток, но места на клочке бумаги немного, да и уголек скоро сточится. Гораздо важнее то, что было потом.
Под наши стены пришли наемники, с которыми прошлой ночью договаривался наш дипломат. Белый Отряд, так они себя называли. Ребятами они показались довольно бестолковыми, говорили, что пришли наниматься на охрану караванов. Какие караваны глубокой ночью? Наверное, это должно было меня насторожить. Но увы. У нас планировался рейд в Шаэраведд, а скаутов не хватало. Они сказали, что у них есть трое, но можно дождаться, пока они подойдут. Мы оставили наемников за воротами, и вскоре к ним действительно кто-то подошел. Сказали - скауты.
А посмотрела на них со стены. Их количество действительно увеличилось на двух-трех человек, не больше. Наш главнокомандующий тоже ничего подозрительного не увидел. Друид, мудрый человек, случившийся тогда у ворот, советовал поговорить с наемниками со стены. Но как можно не посмотреть в глаза тем, с кем будешь сражаться плечом к плечу? Мы открыли ворота. Вышли. Оба. Бойцам было сказано встать перед воротами и быть готовыми, если что, прикрыть. Потом - удар копьем в грудь и целый отряд людей в черном, врывающийся в город. Я не увидела в темноте черных нильфгаардцев. Вот так, просто не увидела. Не имея сил что-либо предпринять, я отползла в закуток у стены, выжидая... чего? Не знаю, какого-нибудь удачного случая.
На войне часто все меняется в считанные секунды, но каждый раз не верится, когда это происходит именно с тобой. Тем более - так. Меньше минуты назад я обсуждала со старым другом, что хорошо бы после рейда отпустить бойцов со стен и засесть там самим с бутылкой хорошего вина. И вот - я лежу в углу, изо рта идет кровавая пена, а друг - то ли погиб, то ли ранен, то ли смог вырваться. И на моих глазах черные режут наших людей. Моих людей. Я не вижу, добивают ли их, не вижу, кто смог спастись. И от этого еще хуже. Хочется сдохнуть, но во-первых, не выходит, во-вторых, это было бы малодушием. Девочка-новобранец, Андегретта, так ее звали, кажется, бросается на врагов. Одна. Ее убили. Почему-то ее жалко больше всех прочих бойцов. Способная, честная, смелая. Если бы всего этого не случилось, была бы мне замена когда-нибудь.
Меня не видели. Нильфы стояли в шаге от меня, но не замечали. Наконец одна девушка все-таки на меня наткнулась. Она показалась мне какой-то странной, непохожей на остальных. Почему бы не попытаться договориться? Но услышали другие. Эта девушка - Ласка - объявила меня своей пленницей и тем спасла мне жизнь. Не знаю, зачем. Потом черные обшаривали город - кого-то резали, забирали какие-то ценности, но, главное, искали королеву. Ласка сидела со мной все в том же закутке под стеной. Укрывала своим плащом, но цепи на руки надеть не забыла. Зачем-то стала рассказывать о себе. О том, что она почти ничего не видит, только чувствует людей и их эмоции, сущность - так она и меня обнаружила. Я не до конца понимала ее, но было ясно, что пока мне есть, что ей ответить, я буду жива. Хороший командир всегда найдет, что сказать бойцу, даже если не до конца разобрался, что у него там в голове творится. Ласка была не против мне помочь. И хотела моей помощи. Я так до конца и не поняла, в чем именно - да она и сама не знала. Я пообещала, что сделаю все, что в моих силах и не станет предательством моей родины. Если она снимет цепи, разумеется. Но она действительно сама не знала, чего хочет.
Плащ был весь мокрый от крови. У Ласки к ней было какое-то странное отношение: она много раз говорила, что вид крови ей абсолютно безразличен (нашла, кого этим удивлять!), но с каждым разом верилось в это все меньше. Кажется, он ей очень даже нравился.
Нильфы стояли у ворот. Через некоторое время в город стали возвращаться некоторые каэдвенцы. Их впускали и убивали уже в черте города. Ласка предусмотрительно зажала мне рот, и я могла только молча смотреть, стараясь не захлебнуться собственной кровью. Это, пожалуй, было хуже всего.
Потом на меня обратил внимание кто-то из их офицеров... а может и нет, в темноте было не понять. Спросил, какую информацию я могу предоставить в обмен на сохранение моей жизни. Я смотрела на этого человека, и мне почему-то было абсолютно наплевать, убьет он меня или нет. Но из-за меня заварилась вся эта каша, значит - мне жить и ее расхлебывать. Я ответила - мол, спрашивай, что тебе нужно, а я отвечу, если захочу. Он спросил, где знамя. Я ответила что-то неразборчивое (благо, в моем состоянии не нужно было и притворяться), что либо в замке, либо не знаю, где, и вообще не я за него отвечаю. Потом я соврала ему, что у нас есть десять скаутов (да если бы они у нас были!), и они скоро вернутся, да еще и с обычными отрядами. Кажется, черным это показалось достаточным, и меня потащили до самой Цинтры. Я не очень хорошо помню дорогу. Только боль и яростное желание не сдохнуть прямо сейчас. И белое платье королевы Хельвдис впереди. Из-за меня она здесь, а значит, я ее и вытащу - так я думала. И не могла позволить себе умереть. Собственно, после этой дороги все,что было со мной позже, уже не казалось чем-то мало-мальски страшным.
...Мда, перечитываю. Неужели это я писала? Похоже,литературным талантом предки меня обделили. И никакой это не дневник. И никакие не мемуары, как можно было с претензией заявить. Записки в полубреду на клочке бумаги дрожащим почерком. Да, так больше всего похоже на правду.
Ну, что там дальше?
Дальше была Цинтра. Ночь, сонный госпиталь, где меня мало того, что вылечили магией, так еще и налили крепкой и довольно вкусной настойки. То ли в темноте они не поняли, кто я такая, то ли почему-то мне сочувствовали.
На утро я вдоволь насмотрелась на армейский бардак, в котором не было для меня ничего нового, кроме, пожалуй, размаха. Нильфы долго выясняли, откуда я, кто меня взял в плен, кто за это все отвечает и что со мной дальше следует делать. Это было более, чем забавно. Наконец меня повели в разведку на допрос. Местный офицер почему-то был уверен, что я хорошо разбираюсь в дипломатии. Разумеется, я стала изображать тупого солдафона, который может ответить только "Вот, ходило к нам такое-то посольство..." Получилось, судя по всему, довольно правдоподобно, и от меня отстали. То есть заперли в темнице в расположении дивизии Магна и так и оставили. Но ненадолго. Через полчаса пришел другой офицер, не из разведки, и привел палача. И стал задавать те же самые вопросы про дипломатию. Я отвечала, что ничего не знаю, а знала бы - не сказала, потому что все, что хотела, уже сообщила разведке, а бардак даже у врагов поддерживать не собираюсь. Это заявление обернулось мне перебитыми пальцами на левой руке, но после той проклятой дороги... у меня даже посмеяться сил хватило. Потом опять был госпиталь, и я могла насладиться еще получасом выяснений, кто, зачем, почему и кто отвечает. Все это время палач пытался развлекать меня рассуждениями на тему "какие все северяне" тупые. Мне осталось только сообщить, каким именно словом у нас в Каэдвене называют ничем необоснованные суждения. Единственный аргумент - "а мы вас разгромили!" (который, впрочем мне приводили за этот день много раз и из разных уст) - был моей наградой за все страдания. "О, конечно, всех шестерых," - хмыкнула я.
Медик, который меня лечил, когда все-таки они разобрались, был ко мне на удивление доброжелателен. Даже удачи пожелал - да так, что это не звучало, как издевательство. Спустя некоторое время я оказалась в том же госпитале уже с раздробленным коленом. Правда, решив все-таки ответить на вопрос о том, с кем Каэдвен вел дипломатические переговоры (со всеми хотя бы по разу... ну, кроме эльфов. Очевидно же!), потому что мой скудный ум не в состоянии понять, какую пользу сие знание может принести Нильфгаарду. На этот раз никто не бегал и ничего не выяснял. И на мне решили испытать испорченно лекарство с неизвестным эффектом. Оказалось, что жить мне после этого осталось пять часов, и ничего хорошего в эти пять часов меня не ждет. Возможно, мне показалось, но медик - тот же самый - сам несколько огорчился такому результату. И настоятельно рекомендовал выпустить меня за ворота, потому что узнать от меня все равно больше ничего не выйдет. Но приказа-то не было! В общем, эти пять часов мне предстояло медленно подыхать за решеткой.
Сторожить меня приставили какого-то гражданского. Не сказать, что мне хотелось потратить свои последние часы на беседу с черным, но все лучше, чем тупо пялиться в стену. Тем более, что когда говоришь, становится легче.
...Предки, как же не хочется тут подыхать! Ладно, хватит. Нельзя же раскисать. А то подохну мало того, что в клетке, так еще и в соплях.
Через некоторое время, после того, как меня снова заперли в темницу, начался штурм - под стены подошли войска, Темерии и Редании, кажется - и всем стало совсем не до меня.
Несколько раз ко мне подходила девушка-цинтрийка. Она, насколько я поняла, была недовольна положением дел в Цинтре и хотела мне помочь. Я просила ее всякий раз только об одном: сообщить королеве, что я здесь, и что я очень хочу поговорить с ней, а времени у меня немного. Та обещала помочь, но, как мне объяснили, приказы ходили по кругу, и Ее Величество ко мне никто так и не пустил. Хуже всего было то, что дипломатический корпус был всего-то в паре улиц от расположения дивизии. Если бы кто-нибудь поднял решетку...
Цинтрийка принесла мне кружку какой-то местной выпивки и незаметно передала маленький кулек с каким-то порошком. Конечно, я подумала, что это яд. Я сделала хороший глоток из кружки протянула через решетку моему сторожу. Тот не отказался, а затем вернул выпивку мне. Второй раз, когда я передала ему это местное пойло, порошок был уже там. Только от этого ему стало не плохо, на наоборот весьма хорошо, так, что это было похоже на действие наркотика. Тем не менее, я все равно пыталась его убедить, что он отравлен, а лечить сейчас, во время штурма, его никто не станет. Поэтому ему лучше всего открыть решетку и вернуть мне оружие. Я спрыгну вместе с ним со стены, и отведу его в Оксенфурт, где мы оба получим помощь, а затем провожу назад, так что никто не заметит его отлучки. Гражданский колебался так долго, что я уже стала опасаться, что потеряю способность активно передвигаться раньше, чем от что-нибудь решит. Но в итоге все равно отказался. Я пробовала и другие способы убедить его выпустить меня, но не помогло.
Теперь он сидит и смотрит в одну точку, явно пребывая в каких-то своих мирах, и у меня больше нет собеседника. Поэтому я, собственно, и пишу всю эту историю. Чтобы занять себя чем-нибудь и отвлечься. Но листок кончается, да и уголек превратился в крохотную крупинку. Но это не страшно, потому что перед глазами у меня темнеет, и я не вижу, что пишу. Наверное, я могу изложить здесь все известные мне государственные тайны, все равно никто не разберет. Единственные ощущения, которые остаются неизменными - холодный пол подо мной и вездесущая пыль, которая вечно скрипит на зубах. Не так уж плохо, в сущности. Сколько мне еще осталось? Мысли путаются...
А сейчас я слышу шаги. Кто-то приближается.
Добьют? Вылечат? Снова потащат на допрос?
Последнее, что я могла потерять, я уже потеряла. Бежать у меня не получилось, и я уже не исправлю и не компенсирую то, что натворила. И мне совершенно не страшно.
Только интересно..."
Ида все-таки была подлечена и отпущена, но убита нильфгаардцами же по дороге до Каэдвена. Не везет так не везет.
3. Третьего персонажа описывать не буду, потому что он совсем недалеко отошел от начальной вводной, и вообще яркий игровой момент у него был только один. Это описание состояло бы из чистых эмоций и ОБВМа, которые у собственных персонажей у меня не очень-то получается описывать. И я просто не могу подобрать для этого слов.
Ведьмак. Отчет. Запоздалое персонажное.
Запоздало и уже никому не надо. Я думала забить, но осознала, что если я не напишу это, меня не отпустит. А это уже совсем пэрэбор. Так что - вот. Многабукав, в основном для себя, про двух из трех сыгранных персонажей.
1.
2.
3. Третьего персонажа описывать не буду, потому что он совсем недалеко отошел от начальной вводной, и вообще яркий игровой момент у него был только один. Это описание состояло бы из чистых эмоций и ОБВМа, которые у собственных персонажей у меня не очень-то получается описывать. И я просто не могу подобрать для этого слов.
1.
2.
3. Третьего персонажа описывать не буду, потому что он совсем недалеко отошел от начальной вводной, и вообще яркий игровой момент у него был только один. Это описание состояло бы из чистых эмоций и ОБВМа, которые у собственных персонажей у меня не очень-то получается описывать. И я просто не могу подобрать для этого слов.